Бить или не бить?
Журналист «МК» Алексей Сафонов вызвал на бой экс-тренера «Арсенала» Сергея Кирьякова за драку с Игорем Рабинером
Случились нечто — не сказать, что страшное, но уж точно из ряда вон выходящее. Экс-футболист и тренер Сергей Кирьяков столкнулся с обозревателем «Спорт-Экспресса» Игорем Рабинером на телеканале «Матч-ТВ», припомнив ему старые обиды, и как раз между эфирами состоялась драка. Хотя, конечно, это скорее нападение.
Лично я ничего плохого в драках не вижу. Немного физического воздействия добавляет спорту остроты. Можно ли бить за критику? Тем более, Рабинер критиковал оппонента за поведение на пресс-конференциях. Если Кирьяков хотел поправить впечатление и слегка повлиять на оценку со стороны обозревателя, это был так себе способ. Если он хотел потребовать от него извинений за критику — допустим, несправедливую, — это тоже так себе способ. Тогда что это было? Эмоции? Ему не хватило слов, чтобы их выразить, или не хватило аргументов, чтобы убедить обозревателя?
Все это напомнило почему-то май 2017 года, когда после турнира в Казахстане братья Хирамагомедовы пошли поговорить с главным судьей Радмиром Габдуллиным, причем уже сильно после боев, в его гостиничном номере, и закончилось все переломом его челюсти, увольнением бойцов из промоушена Fight Nights, но, правда, затем их подписали в ACB.
Бои — это бизнес. Для всех участвующих сторон — разный. А там, где постоянно есть столкновение интересов, справедливости быть не может. И здесь оказывать давление на судей — тоже часть игры. Но устраивать драку с Габдуллиным после — нарушение любых неписаных правил, самих основ. Не всегда может быть уважение к судье, но его неприкосновенность — то, на чем держится слишком многое. Даже когда он не прав.
Личный опыт говорит мне о том, что если пишущий человек, журналист, обозреватель, блогер или, называйте как хотите, не сталкивается с агрессией, угрозами или даже физическим насилием, то, значит, пишет он так себе. Не затрагивает нерва, важных вопросов, чьих-то интересов или просто прячется за общими фразами, чтобы не давать событиям и людям оценку. Бесстрастно фиксировать происходящее тоже можно, но только если речь идет о футбольной тактике, показанной на схемах, или результатах боев. Всегда есть те, кому что-то не нравится. Или личностная оценка, или критика определенных действий, или тон, в котором это написано или сказано. «Самое худшее в том, что ты пишешь, — это сарказм», — пояснял мне однажды промоутер, явно сдерживаясь, чтобы не сказать больше. Были и те, что не стеснялись.
Так что, когда боль пройдет, коллега Рабинер, уверен, будет воспринимать произошедшее исключительно как признание своих профессиональных заслуг. А, возможно, он уже так думает, т. к. снимать побои и обращаться в полицию вроде как не планирует. Суть в том, что нет никакой четкой грани, определявшей бы допустимость того или иного действия по отношению к автору не понравившегося материала. У всех ведь своя правда. Свое понимание того, что оскорбительно, а что — нет. Правил единых ведь никто не написал. Есть какие-то общечеловеческие понятия, общегражданские, есть Уголовный кодекс.
Если последний не применять, то в нормальном обществе, где свои законы, те, кто руководствуется личным и отказывается играть по правилам, очень быстро оказываются вне системы. Но в России пока система взаимодействия не сложилась. И рынок спортивной прессы не очень сложился. И журналисты по большей части не влияют на индустрию так, как могли бы, — она от мнения зрителей тоже практически не зависит. Выходит, можно делать что угодно. Одни имеют разрешение де-факто писать любые вещи: гадости, любую критику — по делу и нет. А другие имеют все возможности их за это наказывать так, как считают нужным.
Говорить и писать можно что угодно, но передвигаться лучше с охраной или в организованных группах с оружием... Или, в случае чего, быть готовым отвечать ударом на удар. Тогда хоть будет о чем поговорить.